С Миррой я познакомилась давно, еще год назад. Она оказалась единственным лохматым свидетельством того, как здорово погуляла шикарная немецкая овчарка, сорвавшись с поводка и побегав пару часов по парку.
До того, как собака-мама попала ко мне, она рожала уже сутки. Ее буквально доверху накачали окситоцином, но-шпой и гамавитом, что советовала по телефону добрая знакомая, занимающаяся разведением китайских хохлатых. А собака все не рожает и не рожает, только потуги идут. Затем решили — пора ехать к доктору, ибо это уже ненормально. И поехали.
И тут случилось небольшое недопонимание. Я увидела измученную бесконечными схватками и бесполезными инъекциями овчарку, которую внесли в кабинет и выложили на приемный стол. Собака увидела новых людей и учуяла и страшные запахи. А хозяева увидели на месте доктора молодую девочку в нежно-салатовом выглаженном костюмчике, хотя ожидали как минимум небритого мужика в мятом халате. А где, говорят, доктор — нас примут? Я отвечаю — я доктор, приму. Мужчина уставился на меня с подозрением, но промолчал. Зато женщина честно спросила — а у вас достаточно опыта? Я заверила — вполне достаточно. И тут собака, не выдержав напряжения, завыла, заставив хозяев забыть о сомнениях и довериться мне.
Пока осматривали, взвешивали, ставили внутривенный катетер и делали премедикацию хозяева молчали. Собака тряслась и подвывала от страха, но даже не пыталась защититься. Когда ей побрили живот, дали наркоз и унесли, хозяин придержал меня и вкрадчиво объяснил, что если с собакой что-нибудь случится, он меня «ославит» так, что я ни в одну клинику на работу больше не устроюсь. Дааа, молодец, думаю, настроение на нуле, в груди клокочет ярость от такого обращения, а мне сейчас оперировать собаку в тяжелом состоянии.
Первые минуты руки тряслись от злости, затем я себя одернула, выровняла дыхание, напомнила своему внутреннему демону, что собака не виновата в том, что хозяева так своеобразно за нее беспокоятся и занялась делом. Со всеми предосторожностями достав матку, я поняла, почему собака так долго не могла родить и УЗИ перед операцией меня так озадачило. Щенок был один, огромный, он продирался к выходу, слишком узкому для такого тела. Хозяева просили оставить собаке матку, поэтому мы аккуратно достали щенка и, пока ассистентка занималась малышом, я исследовала полость матки. И обнаружила там, на пути продвижения щенка, опухоль с куриное яйцо. Нет, не будет у этой собаки матки, как бы ни хотели этого хозяева, такую пакость внутри оставлять нельзя.
Время — раннее утро, народ весь или еще в постели или уже на работе, в коридоре ждут только процедуры. Оставила ассистентку в приемной, а сама перенесла собаку в процедурную (еще раз тогда убедившись, что пора бы записаться в спортзал или приобрести в клинику каталку), поставила капельницу, перетащила туда же огромного щенка, оказавшегося девочкой, подложила к собачьему соску, укрыла пледом и села рядом, наблюдать за обоими.
Хозяева вернулись через два часа. Выслушали объяснения по поводу дальнейшего ухода, пожелали забрать матку с опухолью, которую я положила в морозилку, чтоб наглядно показать владельцам почему ее удалили, мало ли. На вопрос зачем ответили — покажем знакомому врачу. Лучше б, говорю, на гистологическое исследование оставили хотя бы кусочек, чтоб мы знали какого рода опухоль. Нет, уперлись, хотим забрать и все.
Когда они ушли, я спокойно выпила кофе, собралась домой и на следующий день, позвонив в клинику и убедившись, что с собакой все хорошо и они приходили снимать катетер, который мы на всякий случай оставили, думать забыла про этот неприятный инцидент. Но спустя 2 недели я снова увидела эту же семью в полном составе, включая щенка, у себя в приемной. Судьба решила меня испытать, обреченно думала я, снимая швы трясущейся овчарке. И вдруг женщина говорит, спасибо вам доктор, и начинает плакать. Вот этого я не ожидала, а мужчина объясняет — показали они опухоль знакомому врачу, рассказали все, а тот на них хмуро посмотрел и сказал, что лучше бы поблагодарили человека, который их собаке жизнь спас. Тут-то их и пробрало, они ведь серьезно ситуацию поначалу не восприняли.
Щенка люди оставили себе. Назвали Миррой, от слова Mirror — зеркало (англ), потому что девочка получилась абсолютной копией мамы, не унаследовав от неизвестного папы ничего. Кличка прижилась хорошо, но до этого момента они месяца три перебирали различные красивые имена и ни одно не подходило. А вот сама собака — выросло ходячее недоразумение и разрушение, но об этом я расскажу чуть попозже, благо я имела возможность наблюдать за ней и ее мамой с момента рождения.
Итак, продолжу.
Как я говорила, первые несколько месяцев жизни Мирра меняла клички, как перчатки. По заверению хозяев — они ей не подходили. А так как с ней всегда что-нибудь случалось, и карты у нас бумажные, то слой замазки-корректора в графе «Кличка» вскоре просто отвалился единым пластом.
Первой нашей хворью стал ремень. Тот ремень, которым наказывали девочку за шалости и провинности, оказался невероятно вкусным и мстительная собака съела его весь, с пряжкой. Пряжка печально смотрела на нас с рентгеновского снимка из бездонного желудка. Собака так же печально смотрела на нас со стола, периодически выдавая с рвотой кусочки ремня. Пряжка боролась до конца и поэтому непрерывная рвота вскоре начала чернеть — признак кровотечения в желудке. Пытаться достать инородное тело не хирургическими методами мы не рискнули, упорная пряжка имела два крючка и мы могли сделать только хуже, хватало того, что она и так повреждала стенки желудка во время спазмов и рвотных позывов. Мирре тогда было всего три месяца и через неделю должна была состояться повторная вакцинация.
Собаку прооперировали, достали из желудка пряжку, большие куски ремня частично из желудка, частично уже из кишечника, вымыли мелкие частицы. Заодно нашли небольшую катушку когда-то цветных ниток, сейчас уже черных. И голову какой-то розовой мультяшной пони.
Зашили, одели попону, назначили трое суток голода. Бедный щенок три дня, по три раза в день сидел на капельницах. Все эти дни ее буквально вытягивали на кушетке, чтоб она не вырывалась и не дергалась. Потом диета, снятие швов и веселая жизнь без попоны. Шерсть на животе отрастала. Вакцинацию, естественно перенесли «на попозже».
А через месяц, буквально за пару дней до предстоящей вакцинации у Мирры началась диарея и рвота. Резко, сразу отказ от еды, вялость, апатия… Несмотря на единожды уже сделанную вакцину, она подцепила парвовирусный энтерит. И снова уколы, капельницы, анализы, которые через три дня подтвердили результаты сделанного на первом приеме экспресс-теста. И снова отложенная прививка. Меня собака уже стала откровенно бояться, пару раз недвусмысленно показала клыки и нарвалась на приобретение намордника.
Через пару недель, после того, как она переболела у нее начали меняться зубы и мы решили подождать до полугода и вакцинировать, чтоб сформировался нормальный «взрослый» набор зубов, т.к. во время смены зубов вакцинировать не рекомендуется.
Клыки почти уже выросли, когда Мирра наступила на доску с торчащим гвоздем. И пропорола себе перепонку между пальцами насквозь. Когда заметили, что обработки перекисью водорода не помогают — уже сформировался абсцесс, эдакий «мешочек» с гноем, в очень труднодоступном месте. Хорошо, хоть лапа задняя, сзади к ней подходить куда легче. Выбрили место, почистили абсцесс, поставили дренажи для обработки и промывания, назначили курс антибиотиков. И снова вакцинация откладывалась на неопределенное время. В клинику собака уже приходила, как к себе домой, доктора встречала, как родную, хоть уже слегка поднадоевшую, душу. Абсцесс вскрывать мне пришлось ехать вообще к черту на кулички, так как люди находились за городом, а я на выходных, а в клинику чтобы просто к любому доктору они не хотели. А на заднем плане, во время разговора по телефону, копируя свою маму во время родов, выла Мирра, взывая. Пришлось поехать, хотя бы ради собаки.
Через месяц после окончания всех процедур и снятия дренажей мы — ура — сделали первую прививку, а через две недели и ревакцинация прошла без происшествий.
Потом наступило затишье. Это были несколько месяцев собачьего счастья, ее не кололи, не трогали, не делали больно. За это время она пережила первую течку (2 часа ночи, телефон — у Мирры кровь! ОТТУДА!!! Старшая так не текла, у нее не было крови! Это точно не внутреннее кровотечение?!)
И вот, как будто ставя точку (надеюсь!) в своих злоключениях, собака подралась на улице с незнакомым ротвейлером. А так как она была в наморднике, чтоб не подбирала и к детям не лезла, сдачи она дать не смогла и сумела только спрятаться за хозяйкой, которая не растерялась и вылила в морду нападающему перцовый баллончик. Очень знакомо — раннее утро, открывается дверь и ко мне в кабинет заваливается мужчина с воющей овчаркой на руках.
Делали все очень быстро — обезболивающие, премедикация, седация, наркоз. Собаку унесла в операционную, опять залив красивый выглаженный костюмчик кровью, вернулась за своей хирургической шапочкой и остановилась на пару секунд, пристально смотря на мужчину. А потом все-таки удержалась и просто сказала «Все будет хорошо». Он кивнул и попросил — сможете заодно стерилизовать, раз уж под наркозом, мы все-равно собирались. Отчего же нет, полезное это дело.
Агрессор разорвал Мирре весь пах и кожу внизу живота в лоскуты. Пока я промывала, все думала, как мне везет из животных такие вот паззлы собирать. Лоскуточки сошлись все один к одному, хотя рваные края и пришлось пообрезать и подровнять. Получилось очень даже симпатично. И опять попона, теперь уже в добавок к гипоаллергенным шортикам из магазина детской одежды , почти сотня швов по животу и паховым складкам, обработки, уколы, промывания дренажей.
Швы сняли через пару недель, попону и штанишки носили еще недельку для верности. Сейчас об инциденте напоминает множество ниточек-шрамов и безволосые участки на животе, но и они медленно, но верно зарастают тонкой, редкой шерстью, прикрываясь густой шерстью с соседних, более «волосатых лоскутов».
В клинике я их давненько не видела, но когда не так давно ходила после смены в магазин, меня радостно поприветствовали, оставив отпечатки грязных лап на груди и слюнявую сырость на лбу, насколько смогла высунуть язык из намордника.
Хорошо, когда твои пациенты помнят тебя, и помнят только добро и не держат зла, на душе становится теплее и хочется улыбаться.
